– Вранье!
– Ой ли? А помнишь, как мы Ал из «Мэлис» вытаскивали? Что у тебя с их охранником вышло, а?
– Так это чтобы он Ал не вытурил из клуба!
– Да мы уже сами на выходе были!.. Ну а сейчас? Оказавшись на краю света, в разгар самого невероятного отпуска в жизни Дейзи берет и ставит себе задачу: во что бы то ни стало оприходовать Айзека. – Я скопом сваливаю флаконы в полотенце и сердито встаю. – Все, не могу больше выносить этот дурацкий разговор. И вообще мне нужно в душ.
– Нет уж, – хватает она меня за руку. – Мы еще не закончили.
Я стряхиваю ее пальцы.
– А вот и закончили!
– Ну и катись тогда! Вместе со своей дружбой! Нужна ты мне больно!
– Как-как?.. – медленно разворачиваюсь я к ней.
– Вы когда с Ал ушли, мы с Йоханном и Линной посидели, поговорили; так вот они считают, что у нас с тобой противоестественная привязанность!
– Это что… за бред такой, а?
– И вовсе не бред. Мы с тобой, можно сказать, жили друг у друга в кармане годами, и за это время накопилась масса негатива. – Дейзи показывает на матрас, где я только что сидела. – Что и подтвердил этот разговор.
Мелодраматизм всей ситуации до того смехотворен, что я не могу сдержать улыбку.
– Значит, вдрызг разругались, да? Прощай навеки?
Дейзи дергает плечиком.
– Наверное, надо просто поменьше проводить время вместе.
– Из-за одной-единственной ссоры?
– Нет, из-за того, что мы слишком друг от друга зависим. Линна пересказала мне, о чем говорил Айзек на семинарах: наши привязанности к людям и вещам приводят к стрессу, беспокойству, зависти и горечи; если от всего этого избавиться, то гораздо легче обрести счастье.
– И теперь ты считаешь, что, покончив с нашей дружбой, мы хором осчастливимся?
Она вновь пожимает плечами и впервые за весь разговор отводит глаза. Даже не знаю: то ли мне расплакаться, то ли засветить ей в голову флаконом из-под шампуня.
– Эй! – В спальню врывается Линна и кидается Дейзи на шею. Заливаясь смехом, валит ее на матрас, и я облегченно перевожу дух: наконец-то этот неприятный разговор закончился. – Дорогу инвалидам! – восклицает Линна, когда в двери появляется Ал с перебинтованной ногой. – А давайте в карты перекинемся! Все равно делать нечего, на дворе до сих пор жуткий ливень… Как насчет «дурака»? – Она косится в мою сторону и расплывается в широченной, крокодильей улыбке. – Что скажешь, Эмма?
– А-а, теперь ты из Эммы хочешь сделать дурочку? – интересуется Ал, с трудом опускаясь на матрас рядом со мной и хитро подмигивая.
– Тут и делать ничего не надо, – говорит Дейзи и щелкает Ал по носу. – Она сроду такая.
Ал с Линной заходятся весельем, и меня словно переносит в тот первый вечер в Покхаре, когда, усевшись вокруг костра, они хором потешались на мой счет. Да только сейчас в ремарках Дейзи и следа не найти от добродушного подтрунивания, а в глазах уже не пляшут лукавые огоньки. Она даже не косится в мою сторону, чтобы проверить, смеюсь ли с ними вместе. Меня будто вычеркнули.
Глава 21
В обычной ситуации я бы сочла забавным, что у Дейзи никак не получается плавно перейти из «кобры» в «собаку» и обратно – вся пунцовая, тяжело сопя, она раз за разом терпит поражение, – однако я слишком увлечена наблюдением за Линной, чтобы веселиться. Вот у той, напротив, дела идут отменно: предельно сосредоточенная, она, будто заправский йог, перекладывает свои худые бледные конечности из одной асаны в другую. После вчерашней размолвки мы с Дейзи обменялись едва ли парой фраз – и это дико мешает жить, коль скоро мы вынуждены безвылазно сидеть в четырех стенах из-за ливня и вывихнутой лодыжки Ал. В «дурака» с ними я так и не села играть, а просто устроилась с книжкой, стараясь не слушать, как Ал с Дейзи обвиняют друг друга в жульничестве, порой швыряясь картами. Остаток дня провела, неприкаянно слоняясь по комплексу. Из-за непогоды народ сгрудился внутри, болтая в медитационном зале или пытаясь бренчать на музыкальных инструментах, кто-то просто спал, кто-то читал или торчал на кухне, помогая готовить обед и ужин. Нашлись и более закаленные личности: набросив штормовки, они отправились на хоздвор, где возились с животными или в огороде. Я посидела было с Ал, Линной и Дейзи в медитационном зале, но Дейзи меня в упор не видела, а Линна вела себя так, будто ничего не случилось; в общем, когда это стало действовать на нервы, я тоже пошла на кухню, где по просьбе Раджа занялась чисткой картошки. Он более-менее поддерживал пустую болтовню, однако ощущение какой-то утраты, неполноты отравило весь день. К вечеру вообще стало казаться, что я в жизни не чувствовала себя более одинокой и всеми покинутой.
Наутро, когда мы проснулись и увидели ясное небо, облегчение можно было рукой пощупать. Грунт до сих пор мокрый, так что про очередную попытку сойти с горы думать рановато; зато дворик быстро высох, и Айсис объявила, что занятия йогой возобновляются.
– А теперь снова ложимся на коврик и принимаем позу мертвого тела, – слышу я от нее. – Проведем небольшой медитационный инструктаж.
Все как один подчиняются, ворочаясь на плитах; все, кроме Фрэнка, который перехватывает мой взгляд. Он буквально пялится на меня – не улыбаясь, не кивая, – пока я не вынуждена отвернуться. Линна это замечает и ехидно усмехается. При всей ее нарочитой веселости и надоедливых попытках занять нас играми в карты или шарады, образовавшаяся между мной и Дейзи трещина ей как бальзам на душу. В любых социальных группах, даже самых крошечных, как у нашей четверки, всегда присутствует неофициальная иерархия, и я практически на сто процентов уверена: Линна знает, что ее место где-то сбоку. Ей мало того, что Ал числится в ее лучших подругах. Нет, ей хочется того же и с Дейзи. Паразитировать на двух носорогах куда выгодней, чем на одном, и особенно приятно, когда тебе удается спугнуть птичку-конкурентку. Единственный человек, который по-настоящему ко мне дружелюбен, – это Ал, но мне со вчерашнего дня, а точнее, после нашего неудавшегося побега в Покхару, так и не удается пообщаться с ней наедине.
Я миную йогическое сборище и пристраиваюсь на ступеньках, что ведут в плодовый сад, стараясь не слушать, чего там внушает Айсис.
В дверях главного корпуса появляется Ал, которая, как я знаю, последние полчаса торчала на кухне, где Салли проверяла ей лодыжку. Заметив меня, она приветственно вскидывает ладонь и, кое-как доковыляв, присаживается рядом.
– Ну, Эмма, опять грустим?
– Ты заметила, что Дейзи перестала со мной разговаривать?
– Скажем так: я заметила, что вчера между вами прошмыгнула черная кошка, но это ерунда, все перемелется. Что хоть случилось-то? – Она лезет за вырез своей футболки и выуживает пачку «Мальборо», которую вечно держит под бретелькой лифчика. Закуривает, протягивает пачку мне, и, хотя я обычно курю, только когда выпью, я тоже вытаскиваю сигарету. Дым щекочет заднюю стенку глотки и, как ни странно, успокаивает.
Я с силой выдыхаю и говорю:
– Кто-то передал ей, о чем мы с тобой болтали. Помнишь, еще перед выходом? Я рассказывала тебе про Эллиота и одного парня.
– Мать честная, – крутит головой Ал. – Это не я, ты не думай.
– Да знаю. Нас подслушали.
– И Дейзи, стало быть, разозлилась?
– Ага. На меня. Хочет теперь… гм… «поменьше проводить время вместе». – Я пальцами ставлю кавычки в воздухе. – Пока мы с тобой хлюпали по жиже, у нее, видишь ли, состоялась душеспасительная беседа с Йоханном и Линной. Они ей доходчиво объяснили всю суть наших с ней нездоровых привязанностей друг к другу. Хватит, говорят, быть друзьями – и ты станешь счастлива.
– Да неужели? – У Ал вытягивается лицо. – Нет, я вижу, что Линну всерьез переклинило на этой хипповской зауми, но когда мы давеча курили с Йоханном, он мне показался вполне нормальным. Может, они это ляпнули, лишь бы ее успокоить? Ты же знаешь, ей иногда какая-то вожжа попадает под гузку… Обожди пару деньков, все образуется.